Редакция РОД-право начинает публиковать тексты, посвященные цензуре в современной России.

Сужение пространства свободы слова  — одна из наших самых острых общественно-политических проблем, это известно всем.  Мы хотим начать дискуссию на тему цензуры, ее границ, мотивов и юридических оснований, предоставив слово носителям разных точек зрения, с которыми мы не обязательно будем согласны. Мы хотим, чтобы эта дискуссия коснулась антиэкстремистского законодательства, в том числе печально известной 282, а также и других аспектов цензуры, которые реже становятся предметом обсуждения в среде националистов — например, деятельности Роскомнадзора или авторскому праву.

Первый текст, который мы вам предлагаем, посвящен вечной теме — «русской статье» и относящемуся к ней правоприменению.

Редакция РОД-право

 

Идейной основой антиэкстремистского законодательства часто называют статью 4 Конвенции ООН о ликвидации всех форм расовой дискриминации и статью 20 Международного пакта о гражданских и политических правах, согласно которым пропаганда расовой, национальной и религиозной ненависти должна быть запрещена. Тем не менее, в России основной статьей антиэкстремистского законодательства выступает ст. 282, которая по своей сути коренится в советском уголовном кодексе, где воспроизводилась практически дословно нынешнему изложению в статье 74 Уголовного Кодекса РСФСР от 1960 года.

В Российской Федерации экстремизм в качестве юридического термина появился лишь в связи с подписанием и ратификацией Шанхайской конвенции от 15 июня 2001 года «О борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом», к которой, помимо России, присоединились лишь Китай и государства Средней Азии.

В большей части ст 282 УК РФ в правоприменительной практике действует избирательно по национальному, этническому либо религиозному признаку, направленную на борьбу с патриотическими организациями, печатными и электронными СМИ, общественными политическими активистами, независимыми журналистами и учеными .

Вследствие того, что «антиэкстремисткое» законодательство в России является крайне избыточным и в части своих формулировок кране размытым, «борьба с экстремизмом» превращается в форму политических репрессий и сопряженной с регулярным и намеренным нарушением прав и свобод граждан, гарантированных Конституцией РФ, Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод, Всеобщей декларацией прав человека. В особенности это касается прав на свободу выражения мнения, совести и религии (статьи 28 и 29 Конституции РФ, статьи 9 и 10 ЕКЗПЧ), а также прав на свободу собраний и объединений (статьи 30 и 31 Конституции РФ, статьи 11 ЕКЗПЧ)

Кроме того, данная статья противоречит принципу свободы слова и создает в России особую группу политических заключенных, осужденных за политические взгляды, либо за позицию, несовместимую или неудобную для официальной власти и чиновников, что несовместимо с демократическими ценностями.

Многократные обращения общественности, юристов и правозащитников к депутатам Госдумы, а также к представителям президента РФ по правам человека остались без ответа. Также направлялись просьбы к Верховному комиссару по правам человека ООН, Старшему Советнику ООН по правам человека при системе ООН в России, Уполномоченному по правам человека в РФ официально выразить свою позицию о нарушении российскими властями Международного пакта о гражданских и политических правах и Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах, принятых под эгидой ООН в 1966 году, участником которых является Российская Федерация

По мнению доктора социологических наук, профессора, эксперта ООН по проблемам молодёжи, заведующего кафедрой конфликтологии факультета социальных и гуманитарных технологий КГТУ Александра Салагаева, на сегодняшний день «борьба с экстремизмом» в Татарстане и России превратилась в масштабный проект по борьбе с инакомыслящими и политическими оппозиционерами, а также в преследование активистов тех или иных общественных организаций. Стигматизация своих противников в качестве «экстремистов» нужна местной этнократии исключительно для того, чтобы развязать себе руки в борьбе с ними, во имя сохранения своего ультимативно правящего положения.
Важную роль в этих преследованиях играют не сотрудники МВД или ФСБ, а эксперты, профессиональные гуманитарии. Они работают в специализированных учреждениях, а могут быть просто преподавателями вузов, которые на этом зарабатывают свою небольшую денежку и штампуют заключения. Этими «экспертными» заключениями власти прикрывают свои идеологические репрессивные кампании.

Юридические несоответствия в данной статье и размытые формулировки можно характеризовать не иначе как правовой нигилизм, то есть отрицание права, как социального института, системы правил поведения, которая может успешно регулировать взаимоотношения людей. Такой юридический нигилизм заключается в отрицании законов либо их искажении в интересах отдельных лиц, что может приводить к противоправным действиям, хаосу и, в целом, тормозить развитие правовой системы. То есть нарушают один из основополагающих принципов любой правовой системы — единообразие правоприменительной практики — в одних случаях конкретное деяние воспринимается как преступление, в других — нет (нарушение ст.ст. 4 и 11 УК РФ).

Состав 282-й статьи является формальным, преступление является оконченным в момент совершения указанных в статье действий, вне зависимости от наступления общественно-опасных последствий. Аналогичную формулировку имеют и ряд других статей УК РФ (например 133 — «Понуждение к действиям сексуального характера», 129 «Клевета» и пр.). Таким образом становиться даже не важным, имелась ли в деле потерпевшая сторона и был нанесён кому либо действительный вред.

В трактовке закона сказано, что 282-я — это преступление, совершаемое с прямым умыслом, то есть, согласно ст. 25 УК РФ, лицо осознавало общественную опасность своих действий, предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления.

По факту же доказать, имел ли конкретный человек умысел на то или иное деяние (фактически не реализованное), фактически не возможно. В подобных случаях следствие и суд устанавливают фактический умысел преступника исходя из конкретных предпринятых им действий. Публикации, заявления, интервью, проведение общественного мероприятия либо из иных действий.

Нарицательными в своем роде являются уголовные дела возбужденные по 282 ст в отношении Павла Хотулева, члена интернет-сообщества «Русский язык в школах Татарстана», на форуме которого Павлом Хотулевым и были размещены инкриминируемые ему высказывания. В данном случае дело возникло после письма прокурору РТ от недавнего главы Минобрнауки РТ Альберта Гильмутдинова, который попросил «дать оценку» высказываниям Хотулева. Суть обвинений на суде сводилась к тому, что Хотулев в резких выражениях заявил на интернет-форуме своё недовольство существующей в Татарстане властью и о диспропорции преподавания русского и татарского языка . В итоге Павел Хотулев, обвиняемый за высказывания в Интернете по ч. 1 ст. 282 УК РФ, был осужден к штрафу в размере 100 000 рублей. Записи Хотулева на интернет-форуме “Русский язык в школах Татарстана” были отнесены к “действиям, направленным на возбуждение ненависти и вражды, а также на унижение достоинства группы лиц по признакам национальности, языка…”.

Вину Хотулева в Советском райсуде Казани доказывал гособвинитель, старший помощник прокурора Советского района Андрей Балеев, а судил судья Олег Цветков. С точки зрения прокуратуры, “действуя умышленно, Хотулев высказался в пользу национальной ненависти, вражды между русскими и татарами”, – заявил гособвинитель Балеев, сославшись на заключения четырех экспертиз, проведенных преподавателями местных вузов Татарстана по поручению предварительного следствия.

При этом суд не принял в расчет, что ни одна из этих экспертиз не была комплексной психолого-лингвистической (что необходимо для определения наличия умысла и того, могли ли инкриминируемые высказывания в принципе возбудить национальную вражду).
На всех стадиях следствия и суда адвокат Хотулева Александр Шишляев обращался с ходатайствами назначить такую экспертизу, но получал отказы. В этой связи защита была вынуждена самостоятельно заказать экспертное исследование в Пензенской лаборатории судебной экспертизы.

Общий вывод, к которому пришли судебные эксперты из соседнего с Татарстаном региона – ни одно из интернет-высказываний Павла Хотулева “не направлено на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе”.
“Хотулев не имел умысла на возбуждение вражды, он лишь хотел, чтобы русскоязычные дети Татарстана изучали в школе русский язык в тех же объемах, что и в других регионах”, – подытожил адвокат Шишляев и попросил оправдать его подзащитного. Сам Павел Хотулев в последнем слове высказал уверенность, что расследовавшие его уголовное дело имели “замысел, не имеющий никакого отношения к выяснению истины… целью было привлечь меня к уголовной ответственности за критику власти”.

В делах по обвинению по статье 282 УК РФ ключевым доказательством является заключение эксперта, либо специалиста, но эти экспертные заключения сами по себе являются большим недостатком.

В рамках расследования преступлений, предусмотренных статьёй 282 УК РФ, экспертиза спорного текста или заявления фактически является основным доказательством. Несмотря на то, что в «Методических указаниях» вопрос о необходимости её проведения предоставляется решать следователю, как правило, экспертиза по делу проводится в обязательном порядке и носит обвинительный уклон.

Еще одним показательным примером является уголовное дело Раиса Равкатовича Сулейманова, эксперта Института национальной стратегии, исследователя этнорелигиозной ситуации в Поволжье, радикальных течений ислама, зарубежного влияния на политическую ситуацию в Татарстане, положения нетитульного населения в национальных республиках. Суть претензий следственного комитета к Сулейманову сводиться к тому, что, с их точки зрения, он в своих публикациях и комментариях с 2011 по 2016 годы занимался унижением достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации. А именно статью 282 ч 1 пункт б. (с использованием служебного положения). В данном случае правоохранители совершили виртуозный ход, а именно, применили понятие использования своего служебного положения в совокупности комментария к ст.136 и 201. Если при использовании лицом своего служебного положения будет нарушено равноправие граждан в зависимости от их расы, национальности или их отношения к религии, содеянное надлежит квалифицировать по совокупности п.«б» ч.2 ст.282 и ч.2 ст.136.

Правоохранитель обозначает перед Сулеймановым «совершенное преступление», как умышленное. И что «виновный осознает», что он нарушает равноправие граждан, предвидит причинение вследствие этого вреда их правам и законным интересам и желает или сознательно допускает причинение такого вреда либо относится к этому безразлично. Мотивом преступления является низменное побуждение в виде пренебрежительного отношения к людям, не подобным себе по полу, расе, национальности, языку, происхождению . Обстоятельство, отягчающее данное преступление (ч.2 ст.136 УК), — использование при нарушении равноправия служебного положения — выделяет виновное лицо, обладающее должностными и иными служебными полномочиями. Им может быть как служащий государственного учреждения, объединения, предприятия или органа местного самоуправления, так и лицо, обладающее служебными полномочиями в общественной организации или иной негосударственной организации. В данном случае отягощающим обстоятельством выступает место работы обвиняемого, так как последний является экспертом Института национальной стратегии, и в должностные обязанности которого входит аналитическая оценка и исследования этнорелигиозных и политических процессов. В данном случае получается правой казус: человека пытаются осудить за его профессиональную деятельность, связанную с выявлениями проблем экстремизма и сепаратизма .

Отдельно стоит выделить экспертизы, приводящиеся по данным уголовным делам, как центральные доказательства по делу. Это объясняется тем, что, в силу специфики объекта исследования, проводимые по такой категории дел экспертизы, зачастую, содержат значительное количество нарушений действующего законодательства.

В деле Сулейманова это лингвистическое заключение, сделанное экспертом следственного комитета Элеонорой Кокушкиной, человека , получившего заочное филологическое образование.

Второе заключение сделано заведующей учебно-научной межкафедральной лабораторией Набережночелнинского филиала камской государственной академии физической культуры, спорта и туризма кандидата педагогических наук Ольгой Нургатиной. Как кандидат педагогических наук с темой диссертации «Психолого-педагогическое сопровождение подготовки менеджера в вузе», область научных исследований которой вообще никак не связана с проблемой выявления экстремизма, может быть компетентен, как специалист и делать психологические исследования, на основе которых выносится заключение — вопрос открытый. В основе исследования Нургатиной лежит анализ страницы Сулейманова в социальной сети «ВКонтакте». Выводы ею сделаны по названиям и заголовкам статей, опубликованных в «Московском комсомольце», на сайтах «REGNUM», «EurasiaDaily» . Экспертное заключение — это документ, требования к которому весьма чётко и однозначно сформулированы в отечественном законодательстве, в том числе такие требования имеются и к эксперту. Наиболее полно требования сформулированы в Законе РФ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», принятом Государственной Думой 5 апреля 2001 года, одобренном Советом Федерации 16 мая 2001 года (далее «Закон об ГСЭД»). Экспертом может быть гражданин РФ, имеющий высшее образование и прошедший последующую подготовку по конкретной экспертной специальности. Подтверждение статуса (аттестация и аккредитация) эксперта осуществляется специализированными экспертными советами (комиссиями), созданными при органах и организациях, уполномоченных на организацию проведения обязательной научной и научно-технической экспертизы.

Эксперту, прошедшему в установленном порядке аттестацию и аккредитацию, присваивается статус эксперта определенной категории (ранга). В нашем случае в экспертизе данные о аттестации и аккредитации конкретного сотрудника Нургатиной Ольги Николаевны специализированными экспертными советами (комиссиями), созданными при органах и организациях, уполномоченных на организацию проведения обязательной научной и научно-технической экспертизы, отсутствуют . В качестве экспертов привлекают лиц, которые, несмотря на научные звания и должности, специальную экспертную подготовку не проходили.

Как видно, лица, претендующее на право проведения экспертиз, не имеют (по крайней мере, это не указано в заключении, что так же является нарушением) специальной подготовки. Отсутствие у эксперта необходимой подготовки — достаточное основание для отвода эксперту и заявления ходатайства перед судом об изъятии экспертизы из числа доказательств по делу.

Согласно тексту экспертизы, Нургатина Ольга Николаевна является кандидатом педагогических наук а не психологических . Таким образом среди авторов психолого-лингвистической экспертизы вообще отсутствуют эксперты, подготовленные именно для проведения экспертиз с целью выявления в текстах призывов к межнациональной вражде.

Каких либо документов со стороны Нургатиной Ольги Николаевны от Федеральной службы по аккредитации»Росакредитация», дающих право выступать в качестве экспертов по направлению «психология» и «лингвистика», также не предоставлено . Тем не менее, следствие и суд приобщают такие экспертизы и заключения к материалам уголовных дел.

Кроме всего этого антиэкстремисткое законодательство готовит еще немало трудностей для людей, попавших под пресс Фемиды. Согласно статье 15 Федерального закона от 25.07.2002 N 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» также предусматривается ограничение решением суда доступа к работе в образовательных учреждениях лицам, участвовавшим в осуществлении экстремистской деятельности. Фактически это означает, что любому лицу, занятием которого является профессиональная преподавательская деятельность в школе, вузе либо ином учебном заведении, может быть запрещена данная сфера деятельности. Поводом для этого может стать даже случайно размещенная в социальной сети видео или аудио запись, включенная в Федеральный список экстремистских материалов на основании статьи 13 Федерального закона от 25.07.2002 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», пунктом 7 Положения о Министерстве юстиции Российской Федерации, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 13.10.2004, так как законодательством Российской Федерации установлена ответственность за массовое распространение экстремистских материалов, включенных в опубликованный федеральный список экстремистских материалов, а равно их производство либо хранение в целях массового распространения.

После решения суда и вступления его в законную силу, а нередко и до решения суда, еще на стадии следствия, граждане, осужденные по антиэкстремисткому законодательству, попадают в перечень Федеральной службы по финансовому мониторингу (Росфинмониторинг), которая является федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по противодействию легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма.

Между тем, процедура включения в этот список ни одним нормативным актом не оговорена, включение в Перечень не оформляется ни судебным, ни каким-то другим решением, от гражданина этот процесс скрыт до того момента, пока его имя не появится на сайте Росфинмониторинга. Средства защиты от этой «превентивной ответственности» не существует.

Ни один банк в Российской Федерации не открывает лицам, состоящим в перечне, так называемые «зарплатные карты» — счета, представляющие собой пластиковую карточку, которую открывает работодатель для начисления заработной платы. «Зарплатные карты» используют бухгалтерии абсолютного большинства российских предприятий и фирм. То есть граждане РФ, включенные в Перечень, не могут легально работать.

Это значит, что «пораженный в правах» лишен возможности устроиться на официальную работу. Такое право предоставил банкам Федеральный закон № 115. Даже после официального отбытия срока наказания лицам, находящимся в данном перечне, практически невозможно вести легальную финасового–хозяйственную деятельность .

9 июня 2011 года в ходе обсуждения проекта постановления пленума Верховного суда РФ по уголовным делам об экстремизме докладчик, судья Верховного суда Владимир Давыдов выразил обеспокоенность тем, что в законодательстве не прописано определение спорного понятия «социальная группа», и предположил, что, вводя подобный термин, «законодатель хотел оттенить слабые, незащищенные группы, но сделал это крайне неудачно». Было заявлено, что Верховный суд планирует в ожидании помощи от законодательной власти рекомендовать судам трактовать «социальные группы» ограничительно, а не расширительно. То есть нарушения могут быть в отношении «социально слабых групп» — пенсионеров, инвалидов, сирот. Однако в принятом постановлении термин «социальная группа» не был истолкован таким образом. Тем не менее было указано, что критика в средствах массовой информации должностных лиц (профессиональных политиков), их действий и убеждений сама по себе не должна быть наказуема. По факту же на сегодняшний день нередко можно встретить в определениях судов ’’разжигание к социальной группе власть’’,‘’чиновники’’ или разжигание к ’’социальной группе сотрудники полиции’’.

В отличие от Российской Федерации , в США высказывание политических взглядов или мнений защищено первой поправкой к конституции, и преступлениями считаются только конкретные действия в случаях, когда они подпадают под соответствующие определения в законодательстве. Термин «экстремизм» не является широко распространённым в юридической практике. Подобные преступления в некоторых штатах США часто квалифицируются как «преступления на почве ненависти». Это специальная юридическая квалификация особого рода преступлений против личности, совершаемых под влиянием ненависти к лицам иной расы или национальности, вероисповедания, этнического происхождения, политических убеждений, пола и сексуальной ориентации, инвалидам.

14 февраля 2012 года Европейский парламент одобрил текст резолюции по политической ситуации в России, в которой в 14 пункте констатировал, что Европарламент «выражает глубокую обеспокоенность в отношении неправомерного использования антиэкстремистского законодательства в России, касающегося незаконной реализации уголовного права против гражданских общественных организаций, и неуместного запрета их материалов в качестве экстремистских».

В письме от 19 декабря 2011 года председатель Мониторингового комитета Парламентской Ассамблеи запросил мнение Венецианской комиссии относительно Федерального Закона Российской Федерации «О противодействии экстремистской деятельности». На основании данного запроса, а 91-й пленарной сессии (Венеция, 15-16 июня 2012 года) «Европейская комиссия за демократию через право» (Венецианская комиссия) вынесла мнение по поводу российского Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности». С точки зрения Венецианской комиссии, закон об экстремизме, вследствие широкого и неточного словоупотребления, в особенности в «основных понятиях», определяемых в Законе, таких, как определение «экстремизма», «экстремистской деятельности», «экстремистских организаций» или «экстремистских материалов»,  предоставляет слишком широкое усмотрение в своём толковании и применении, что ведёт к произволу.
Конкретные инструменты, предусмотренные законом для противодействия экстремизму, рождают вопросы, касающиеся свободы объединений и свободы выражения мнения, которые гарантируются ЕКЗПЧ, и требуют внесения адекватных поправок.

Как таковой Закон об экстремизме в Российской Федерации может способствовать наложению несоразмерных ограничений на основные права и свободы, которые гарантируются Европейской конвенцией о защите прав человека (в особенности Статьями 6, 9, 10 и 11), и нарушению принципов законности, необходимости и соразмерности.

В свете вышеизложенных комментариев, Венецианская комиссия рекомендует исправить этот существенный недостаток в отношении определений и инструментов, предоставляемых Законом, чтобы привести их в соответствие с Европейской конвенцией о защите прав человека

Подводя итог всему перечисленному выше, остается признать тот факт, что в законодательстве России закрепляются размытые и расплывчатые критерии экстремистской деятельности, и самого понятия «экстремизм». Что, при желании, к таковой может быть отнесено чуть ли ни все, что угодно, закрепляются абсолютно непрозрачные и нелегитимные процедурные правила объявления чего-либо экстремистским. В результате все это уже превращается в борьбу с неугодными политическими деятелями. И то, что Российская Федерация в срочном порядке должна внести необходимые изменения и дополнения в антиэкстремисткое законодательство, которое должно соответствовать конституционным нормам и принципам правосудия — состязательности и равноправия сторон, гласности судебных процессов, — что могло бы уменьшить возможности для неоправданного нарушения прав и свобод человека, гарантированных Конституцией РФ и нормами международного права.

Витольд Филиппов, Казань

 

Опубликовал автор Melissa