Пётр Милосердов. Последнее слово. 23 мая 2019 года.

Сегодня – 23 мая 2019 года. Ровно 16 месяцев назад, 23 января 2018 года, я был задержан прямо на улице, с участием спецназовцев, как вооруженный, особо опасный преступник. И все эти 16 месяцев я провел в тюрьме, сменив за это время три следственных изолятора. Большую часть этих месяцев я просидел в тесном каменном мешке площадью девять с четвертью квадратных метров. Пребывание в подобных условиях сказалось на моем здоровье, в результате чего я целый месяц провел в тюремной больнице. Случились и более серьезные потери: пока я был в тюрьме, умер мой отец, и мне не удалось даже попрощаться с ним, суд запретил мне это.

Вопрос: за что, за какой такой проступок я провел в тюрьме 16 месяцев? Мне известен ответ на этот вопрос. Я находился за решеткой за отказ сотрудничать с Управлением Защиты Конституционного Строя ФСБ РФ, офицеры которой требовали от меня оговора Александра Поткина. Хочу с сожалением отметить, что суд отказался допросить этих сотрудников в ходе процесса. «Заказной», политический характер моего уголовного преследования подтверждает и тот факт, что в ходе расследования дела мне пытались предъявить дополнительные абсурдные обвинения – участие в демонстрации в 2011 году, ремонт охотничьего ружья, подделку «чужого паспорта». В этом наборе несуразицы не хватало только наркотиков. Все эти обвинения в итоге оказались несостоятельными.

Итак, я фактически сижу в тюрьме за отказ сотрудничать со спецслужбами. Поэтому я могу с полным на то основанием назвать себя узником принципов. И тут возникает хороший вопрос: а что это за государство такое, в котором гражданину отказывают в праве сказать «нет» давлению со стороны тайной полиции? Является ли оно правовым, то есть основанным на законе — или, как показывает мой случай, на произволе? Возможно, этот вопрос звучит сейчас несколько пафосно, но он далеко не риторический. Потому как если ответ на него будет утвердительным – мол, да, власть в Российской Федерации основана на произволе, то он дает каждому российскому гражданину право отказаться от любого сотрудничества с этой властью – будь то уплата налогов или подчинение людям в погонах. И когда граждане начнут массово отказываться от сотрудничества с государством произвола, оно рухнет в течение считанных недель.

Интересно, понимают ли это те люди и структуры, которые сегодня сделали ставку на произвол, жертвой которого оказался в том числе и я? У меня есть ответ на этот вопрос. И ответ этот таков. В современной России, особенно среди людей политически активных, бытует чуть ли не страх перед спецслужбами, в первую очередь – перед ФСБ. Считается, что в этих структурах работают люди умные, хитрые, расчётливые. Это мнение не соответствует действительности. Я убедился на собственном примере, что там работают люди неумные, недальновидные и безответственные, единственное оружие которых – шантаж и угрозы. Люди, которые не в состоянии понять последствий своей же деятельности.

Да, тюрьма – не курорт. Эту фразу я слышал в СИЗО сотни раз. И она, надо признать, соответствует действительности. Но я согласился заплатить эту цену за отказ сотрудничать с ФСБ. И хотя мне жаль проведенных в тюрьме месяцев, жаль своего здоровья, жаль того, что я не смог проститься со своим отцом, я не жалею о главном – о том, что остался верен своим принципам.

Ваша честь, сейчас я только что высказался о сути моего уголовного дела, о том, почему я оказался за решеткой. Но необходимо сказать и о том, как мое преследование было оформлено — а точнее сказать, обставлено – с юридической точки зрения.

А обставлено оно было безо всякого изящества. Следствие, а за ним – прокуратура признали мою профессиональную деятельность – проведение социологического исследования в 2012 году в г. Алма-Ате – актом деятельности якобы созданного экстремистского сообщества. На языке следствия и прокуратуры самый обыкновенный соцопрос обозначен как «получение сведений о политической и социально-экономической обстановке в Республике Казахстан, о межнациональных и социальных проблемах и противоречиях, имевших место в прошлом политических и социальных событиях». Повторюсь, в таких угрожающих по форме и пустых по сути формулировках идет речь о социологическом исследовании! А никаких иных фактов моей деятельности в суде предъявлено не было.

Если посмотреть на мое дело с точки зрения основ российского права, то оно является примером юридического абсурда. Я обвиняюсь российской прокуратурой в покушении на основы конституционного строя иностранного государства! Не России, замечу! И это при том, что само это государство ко мне никаких правовых претензий не имеет, о чем Казахстан заявил официально.
Поэтому, чтобы иметь хоть какой-то повод привлечь меня к уголовной ответственности за якобы преступления, якобы совершенные якобы экстремистским сообществом на территории Казахстана, следствием была придумана версия о том, что это несуществующее на самом деле сообщество я создал с Поткиным и неустановленными лицами на территории России. В этом случае появляется хотя бы формальный повод к возбуждению данного уголовного дела.

Но судебный процесс показал полную несостоятельность этой версии: ни один из явившихся на суд свидетелей и ни одно из исследованных судом доказательств не подтвердило факта создания экстремистского сообщества. Что не удивительно: очень трудно, практически невозможно доказать создание того, чего не было. Собственно говоря, на этом можно поставить точку в обсуждении юридической стороны моего процесса: он показал, что я невиновен.

Ваша честь! Я хочу быть с вами искренним. Я не считаю российский суд независимым, не буду здесь лицемерить. Я не имею в виду Нагатинский суд и лично вас. Я говорю о российской судебной системе в целом. К сожалению, она зависимо от власть предержащих. Поэтому я не верю в то, что суд вынесет мне оправдательный приговор. Слишком много позора будет в этом случае для спецслужб и Следственного комитета, которые фабриковали это дело, и прокуратуры, которая, к сожалению, поддержала обвинение. Я полагаю, что справедливости мне удастся добиться только в Европейском суде по правам человека, он сможет вынести по моему делу решение, не зависящее от воли российских властей.
Итак, я не верю в оправдательный приговор. Но я надеюсь, что лично судья Крутовская, как профессионал в своем деле, будет руководствоваться при вынесении приговора совестью и здравым смыслом.

Я не признаю своей вины, и, соответственно, не прошу суд о снисхождении при назначении наказания. Но я хотел бы попросить о снисхождении к моим близким и родным, которые разлучены со мной почти полтора года.

Источник

См. также:

Петр Милосердов приговорен к 2,5 годам колонии

 

Опубликовал автор Melissa