На прошлой неделе прокуратура Хорошевского района Москвы отказалась от обвинения москвича Алексея Есипова по делу, возбужденному еще четыре года назад. Более 50 высказываний, которые он якобы оставил в коллективном блоге ru_football, должны были быть оценены, как “экстремистские” — по ч.1 ст. 282 и ч. 1 ст. 280 УК РФ. Так посчитало следствие, подготовив 40 листов распечаток крамольных речей. Однако дело о высказываниях, с трудом дойдя до суда, развалилось. Этот столь редкий случай побудил в нас желание узнать, что способствовало такому исходу и, заодно, выяснить, как должен действовать человек, который оказался в сходной ситуацией.

-Расскажите, что у вас за сообщество?

-Это группа по интересам друзей в Живом Журнале, интересующихся футболом. Коллективный блог, где люди – не важно, из какого города, неважно за какой клуб переживающие, просто общались друг с другом. У каждого свои интересы, свои клубные пристрастия, но есть какое-то общее товарищество. Там люди из разных регионов Самара, Казань, Ростов, Санкт-Петербург, да вся Россия… Частенько ездили друг к другу в гости, организовывали совместный отдых. Ну, то есть, клуб общения по интересам. И сообщество достаточно многонациональное.

-Как все началось? Как вы узнали, что против вас возбудили дело?

-Началось все в середине ноября 2011 года. В 6 утра был звонок в дверь, смотрю в глазок, – стоят хмурые ребята. Я понял, кто пришел, спросил, с какой целью, мне объяснили, что есть постановление о производстве обыска. И что меня удивило, в нарушение всех норм законодательства эти ребята сразу же вошли в квартиру, а у меня дома жена, полугодовалый ребенок спит. Прошли по квартире, все осмотрели, начали обыск. Я спрашиваю: “Что вы хотите найти? Никаких экстремистских материалов, никаких запрещенных к свободному обороту предметов у меня нет”. Мне сказали, что нужен мой системный блок. Не проблема, изымайте, вот он стоит на столе. Его изъяли, после чего начался такой разговор: “Давайте-ка мы понятых позовем”. Я спрашиваю, а не с этого ли стоило начать? Я бывший сотрудник правоохранительных органов, проработал семь лет в уголовном розыске и прекрасно знаю все эту процедуру. А они: “Да ладно, мы видим ты парень нормальный, к чему эти условности”. Позвали понятых, понятые появились через минут сорок, когда обыск фактически уже был окончен, все было упаковано и опечатано. Понятые стали вносить замечания по ходу написания протокола, замечания были проигнорированы. Такой вот стиль работы у ЦПЭ. Я и понятые предложили внести в протокол системные номера материнской платы, жестких дисков, на что старший оперуполномоченный по особо важным делам (должность такая) Егоров, как сейчас помню, ответил: “и так сойдет!”

Все изъяли, взяли с меня обязательство о явке к следователю на следующий день, и на этом мы распрощались. Вот так все и началось.

-Вы пришли к следователю, и что вы там услышали?

— Процедура первого общения со следователем мне в теории была известна, но что-то было, конечно, неожиданным. Когда я пришел к следователю, у меня уже была устная договоренность с адвокатом, которого мне порекомендовали друзья. Это Александр Васильев, мы с ним связывались только по телефону, и он предварительно дал рекомендации как себя вести и что делать. Я явился к 9 утра, еще не все сотрудники Следственного комитета пришли на работу. Но возле кабинета следователя уже терлась какая-то серая личность со скорбным лицом, как я про себя отметил тогда – «пародия на адвоката». Есть такая категория — “адвокат по пятьдесят первой УПК”. Ничего общего с адвокатурой, на мой взгляд, эти люди не имеют, они лоббируют интересы следствия и обвинения, осуществляют защиту формально и пытаются выжать из своих подзащитных максимальный гонорар.

Следователь начал задавать вопросы. Я ответил, что мне хотелось бы пообщаться с ним в другой день в присутствии защитника. Следователь сказал, что совершенно случайно у них как раз «в кустах стоит рояль». “Соломон Натанович (имя уже не помню, но очень где-то близко), зайдите, пожалуйста!” Заходит та пародия на адвоката. Я объясняю, что мягко говоря, не очень доверяю ему, хотелось бы придти со своим, тем более что я защитника уже предварительно выбрал, и знаю, что по Уголовно-процессуальному кодексу у меня есть пять дней на то, чтобы воспользоваться его услугами, и тогда я с удовольствием дам показания. Расстроился очень тот адвокат, ушел грустный. Тут в кабинет вбежал замначальника следственного отдела и начал мне разъяснять, что нельзя перенести допрос, что нужно либо дать какие-то показания, либо отказываться от показаний по 51 (по 51 статье Конституции фигурант дела имеет право отказаться от показаний против себя – прим.). Я спокойно объясняю, что это противоречит УПК, и у меня есть гарантированные законодательством пять дней. Когда я попросил листок бумаги и начал писать ходатайство о переносе даты допроса, сотрудники следственного комитета сбавили обороты и вынуждены были отреагировать в рамках закона, а именно удовлетворить мое ходатайство. На этом наше первое свидание закончилось. В следующий раз я явился с адвокатом Александром Васильевым. К этому времени мы встретились, обстоятельно обсудили все нюансы дела и Александр начал работать.

-Насколько я знаю, ваше дело три раза отправлялось на устранение ошибок. Расскажите об этом, пожалуйста, подробней.

-На самом деле дело возвращалось следователю в общей сложности семь раз. Пять раз прокуратурой в следственный комитет и дважды судом прокуратуре. Но вы же понимаете, что возвращение — это формальная процессуальная процедура. Если есть хоть малейшие доказательства, пусть и сфальсифицированные, человека признают виновным, что бы ни делал сам адвокат, что бы ни делал сам обвиняемый, какие бы объективные аргументы, доказывающие невиновность, он бы ни приводил. Исход будет один. Дело в другом. Следователь Мащенко даже не пытался собрать доказательства по делу. Насколько мне известно, он уже не работает в следственных органах. По странному стечению обстоятельств, после проверки вышестоящей инстанцией, он написал заявление и уволился в апреле этого года, за полтора года до пенсии.

-А почему он не пытался собрать доказательства?

— Материалы дела изначально содержали в себе огромное количество фальсификаций. Любое действие следователя, направленное на сбор объективных доказательств, подтвердило бы мою полную невиновность. Поэтому следователь и выбрал линию «не ошибается тот, кто ничего не делает».

Сразу же со мной начались такие разговоры со стороны следователя Мащенко и руководителя следственного отдела Касаткина: “Алексей, 282 статья сейчас в ходу, за такими делами следят Генеральная прокуратура, Главное следственное управление, тебя в любом случае осудят, что бы ты ни говорил, виноват ты или нет. Сейчас решается вопрос, оставить ли тебя с твоим малолетним ребенком и женой, либо отправить в “Бутырку”, “Матроску” – вопрос о мере пресечения. И тебе стоило бы дать нам признательные показания, мы пойдем на особый порядок, будет тебе две трети срока, ты отделаешься «условкой» на полгодика-годик или вообще получишь штраф. Давай не будем затягивать и придем к общему знаменателю, все будет хорошо, мы тебе гарантируем”.

Естественно мы с адвокатом это предложение отвергли, после чего я стал давать последовательные показания, как в действительности все было, приводя объективные аргументы и доказательства своей невиновности.

Показания и факты шли вразрез с обвинительным уклоном следствия в отношении меня. Наконец, следователь Мащенко решил, что дело затянулось и надо направлять его в суд. Мне еще раз было предложено признаться в том, чего я не совершал. Снова сказали, что я отделаюсь «условкой», а если буду упрямиться, получу реальный срок. Это обычное давление в таких случаях, его цель — заставить человека оговорить себя при полном отсутствии доказательств.

Тогда дело вернули в первый раз. Прокуратура, видимо, решила, что в суд его направлять нецелесообразно, и вернула дело следствию по формальным причинам. После этого началась затяжка. Оно лежало без движения более полугода. Потом, как я выяснил из материалов дела, следователь Мащенко незаконно приостановил производство по надуманной причине, потому что я якобы «уехал за территорию Москвы и Московской области» (это цитата из дела). Этого я, естественно, не мог сделать, так как находился под подпиской о невыезде, имел постоянное место работы в Москве, единственный источник дохода мой семьи.

Следователь явно тянул до истечения срока давности. Мол, человек сам запросится, у него подписка о невыезде, да еще и санкции по 115 Федеральному закону «О противодействии легализации доходов, полученных преступным путем и финансированию терроризма», о котором я хочу сказать отдельно.

У меня было прекрасное место работы, я зарабатывал хорошие деньги и имел сбережения на банковских счетах. После предъявления обвинения все эти счета были автоматически заблокированы. Я не мог получить к ним доступ, не мог совершать вообще никаких операций вплоть до того, что, когда пришло время платить по договору с детским садиком, куда я устроил сына, у меня не приняли платеж. Когда я показал паспорт в банке, мне сказали, что пусть платит кто-нибудь другой, «но только не вы, вы не можете». Без объяснения причин.

Пока я не понял причину отказа, пару раз в банк вызывали наряд полиции перепуганные сотрудники, которые находили меня в списке экстремистов и террористов Росфинмониторинга. Мне пришлось уволиться с предыдущего места работы. Новое место я не мог найти — сейчас 99,9% фирм платит зарплату на карту, а ее мне завести не могли, действующие карты блокировались. Все потенциальные работодатели высказывали сожаление и понимание по этой проблеме, но мягко намекали, что с удовольствием примут меня на работу после того, как будут сняты ограничения по 155 Федеральному закону. На самом деле это очень серьезная репрессивная санкция, она доставляет человеку огромные проблемы и используется следствием и прокуратурой, как метод давления на подозреваемых и обвиняемых.

И когда стал подходить срок давности, а следствие наконец-то осознало, что на прекращение дела я не согласен, на меня начали давить. Говорили прямо, что напишут несколько рапортов о том, что я не проживаю дома, что я нарушил подписку о невыезде, и меня арестуют – причем неважно, так это или нет. Мы с адвокатом видели: в материалах дела начали появляться рапорты сотрудников окружного ЦПЭ о том, что меня не могут найти по месту жительства. Причем, идиотизм опять же, в будние дни в рабочее время меня пытались найти дома, не находили и писали, что я скрываюсь. Я, по совету адвоката, начал регулярно посещать следственный отдел и оставлять там разнообразные ходатайства по существу дела. Таким образом, документально показывал, что я не скрываюсь.

Второй раз следствие направило дело в суд в тот момент, когда срок давности уже истекал. Мне об этом не сказал только ленивый. Сказал сам следователь, начальник следственного отдела, сотрудники и руководство районной прокуратуры. Все мягко намекали, что «мы в суд дело направим, а там заявишь срок давности, и дело прекратят». Это был 2013 год. Когда я говорил им, что срок давности не подпишу, мне в ответ смеялись в лицо: “да подпишешь, куда ты денешься”.

Суд первой инстанции вернул дело прокурору, и затем оно вновь вернулось следователю Мащенко. Тон разговоров в следственном отделе сменился. Руководитель отдела Касаткин мне предложил: “А давай-ка мы обманем систему. Сейчас твой адвокат, якобы без твоего ведома, напишет ходатайство о прекращении уголовного дела за сроком давности. Мы его прекратим по нереабилитирующему обстоятельству, потом ты напишешь, что адвокат действовал без тебя, дело мы возобновим и оправдаем тебя”. В общем, “кручу-верчу, запутать хочу”. На половине этой пламенной речи мы с адвокатом, тогда это уже был Матвей Цзен (Александр Васильев был вынужден прервать мою защиту, он вступил в затяжной процесс с участием присяжных за пределами Москвы), рассмеялись и ответили отказом, чем привели Касаткина в среднюю степень истерики.

Насколько мне известно, после недавней проверки работы Касаткина контролирующими органами он был уволен из органов следственного аппарата, и ему даже потребовалась госпитализация в связи с резко ухудшившимся состоянием здоровья. Искренне надеюсь, что мои неоднократные жалобы в Генеральную Прокуратуру и ГСУ на действия и бездействие сотрудников следственного отдела помогли очистить ряды от недобросовестных сотрудников.

-А на что вы жаловались?

-Я жаловался только на затяжку по времени. Господа, если вы считаете вину доказанной, направляйте дело в суд. А следствие и прокуратура упорно не хотели идти в суд, тянули. Я писал жалобы, что срок давности по делу истек, я нахожусь под подпиской о невыезде, заблокированы мои банковские счета, давайте уже решим дело в суде как-то. И тогда либо я пойду по апелляционным, кассационным и надзорными инстанциям, либо оправдывайте меня, но примите хоть какое-то решение по делу! Дело висело четыре года, а следователь смеялся и говорил: “хочешь, чтобы все закончилось, подписывай срок давности”. Отношения у нас под конец совсем осложнились и разговоры как-то не клеились. Я даже не ходатайствовал, чтобы мне изменили меру пресечения, отменили подписку о невыезде.

-Когда начался суд по существу?

-Первое заседание было назначено на мой день рождения, в марте (2015 года – прим.), это я помню очень хорошо. Именно заседание по существу. До этого в конце февраля было предварительное слушание.

— Что было в суде?

Начались допросы свидетелей, к ним подходили очень формально. Наконец, ключевым моментом стал допрос эксперта. Он показал, что экспертиза жесткого диска домашнего компьютера свидетельствует о том, что в инкриминируемые мне дни с компьютера вообще не выходили в интернет. А мне вменялось, что я в будние дни в рабочее время отправлял какие-то сообщения из своего дома. После этого заседания начали откладывать, видимо прокуратура, поняв несостоятельность обвинения, согласовывала свои дальнейшие действия с вышестоящими инстанциями. И, наконец, прокуратура решила снять обвинение.

-А какие доказательства сторона обвинения предоставляла суду? То есть это распечатка и все?

-Одна распечатка и болезненные фантазии следователя. Даже сотрудник Центра по противодействию экстремизму, который был вызван на допрос, показал, что до обыска меня не знал и никакой оперативной информацией в отношении меня по линии экстремизма не располагал.

-Это местный ЦПЭ?

-Это местный ЦПЭ, северо-западный.

-То есть дошли до выступления эксперта, который сказал, что вы не выходили с домашнего компьютера, и после этого прокуратура сняла обвинение?

-Немножко не так получилось. После этого сторона обвинения вызвала дополнительных свидетелей, не заявленных ранее для вызова в судебные слушания. Мою жену вызвали в суд, запросили IP-адреса в компании SUP Media. То есть прокуратура в ходе судебного заседания попыталась восполнить неполноту предварительного следствия. После этого судья закончила знакомиться с доказательствами и перешла к прениям. На прениях по Уголовно-процессуальному кодексу первой выступает сторона обвинения. И вот государственный обвинитель выступила и сказала, что отказывается от дальнейшей поддержки обвинения, потому что доводы, представленные следователем, не нашли подтверждения в ходе судебного разбирательства.

-Я впервые слышу, честно говоря, о таком исходе по таким делам…

— Действительно это практически уникальный случай. Но логика в таком решении есть. Судье не пришлось выносить несправедливый обвинительный приговор, было лишь констатировано прекращение уголовного дела в связи с отсутствием в моих действиях состава преступлений по статьям 280 и 282.

-Прокуратура решила не отвечать за ошибки следствия?

-Прокуратура решила не отвечать за ошибки тех людей, которые уволились или были уволены из органов следствия и прокуратуры по различным мотивам. Прокурор района, чьи визы стоят в материалах дела, недавно ушел на пенсию, вместе с ним уволилась первый зампрокурора, утверждавшая обвинительные заключения в отношении меня. Уволился зампрокурора, в чьи обязанности входил надзор за деятельностью следственного отдела, и который «контролировал» расследование моего дела. Руководитель следственного отдела Касаткин после проведения проверки его деятельности больше не работает в следственных органах и лечит пошатнувшееся во время проверки здоровье. Следователь Мащенко после проверки внезапно захотел уволиться, не доработав до пенсии чуть больше года.

-Это все Хорошевский район?

-Это все Хорошевский район. Паноптикум какой-то, ни одно должностное лицо, которое вело мое дело изначально, на момент суда уже не работало.

-Там, видимо, произошла чистка…

— Чистка произошла однозначно. От того, что творилось там первые два года производства по моему делу, опускались руки и у меня, и у Александра Васильева, и у Матвея Цзена. С их слов такого беспредельного нарушения законодательства со стороны прокуратуры и следственных органов, они просто раньше не видели. А у них богатая адвокатская практика в подобного рода делах.

-Вы собираетесь требовать компенсации?

-Да, безусловно.

— Что вы будете требовать и от кого?

-Я буду требовать компенсации за понесенные мною расходы в результате незаконного уголовного преследования. Например, услуги адвокатов, плата за проезд в течение четырех лет, я посчитал, что сумма получается очень даже приличная. Я буду требовать компенсации за то время, которое я, по причине незаконно наложенных на меня санкций, находился без источника дохода. Ну и причиненный моральный вред я буду согласовывать с моим адвокатом. Но никаких заоблачных сумм там не будет. То есть я буду требовать компенсировать ущерб, который мне был реально нанесен, наживаться на нашем бедном государстве я не собираюсь.

-И напоследок. Что бы вы посоветовали или, наоборот, не посоветовали делать людям, которые оказались в такой же ситуации?

-Самое главное, чтобы люди, которые столкнулись с такой ситуацией, никогда не впадали в панику. Вам могут угрожать, с вами, напротив, могут вести душеспасительные беседы (“мы тебе поможем, ты такой прекрасный парень, делай, как мы говорим, и все будет хорошо…”) Не верьте, за дверьми этих учреждений у вас нет друзей и сочувствующих. Это первое. Второе – у вас всегда есть пять суток. Не отказывайтесь сразу же от показаний по 51 статье Конституции, это в некоторых случаях развязывает руки следствию и помогает осудить вас за то, чего вы не совершали. У вас всегда есть пять суток на то, чтобы найти адвоката, они закреплены в УПК, и это никто не может у вас отнять. Ищите адвоката именно по направленности статей, в которых вас обвиняют. Не стоит пользоваться услугами кого-то, потому что он хороший человек, который поможет вам по всем делам. Никогда не давайте показания и не соглашайтесь на проведение каких-либо следственных действий в его отсутствие, чтобы вам ни говорили. Никогда не пользуйтесь услугами бесплатных адвокатов, которых вам предлагать следователь. Эти люди максимально облегчают следователю его работу, за что им и позволено кормиться в коридорах следственных органов, случайных людей там нет.

-То есть он лицо заинтересованное

-Лицо, заинтересованное в том, чтобы его вызывали и дальше. Если он будет чинить какие-то препятствия следствию, его никто в следующий раз не позовет, и он лишится источника дохода.
В любом случае всегда надо стараться сохранить внутреннее спокойствие и прислушиваться к советам своих защитников. Я могу порекомендовать двоих, я абсолютно уверен в этих людях, это Александр Васильев и Матвей Цзен.

— Вы редкий человек, который не согласился с тем, что дело будет прекращено со сроком давности и пошел дальше.

-Даже на стадии предварительного следствия я понимал, что никаких доказательств в отношении меня быть не может. Понимаете, у нас в государстве странная система правосудия, прекращение дела по сроку давности не является реабилитирующим основанием. То есть считается, что следствие все доказало, этот человек виновен, просто следствие, увы, не успело. Де-факто, подписывая ходатайство о прекращение дела по сроку давности, человек признает свою вину.

После того, как интервью закончилось, Алексей вспомнил о психолингвистической экспертизе, которая не миновала и ее дело, и решил сказать еще пару слов на эту тему.

-По поводу заключения эксперта. Я не ставлю под сомнение их гуманитарное образование. Но во время работы в правоохранительных органах я частенько сталкивался с заключениями трасологических, судебно-медицинских и прочих экспертиз. Все они основаны на строго прописанных научных методиках. Но когда к эксперту поступает какая-то фраза или изображение, и он, руководствуясь своими убеждениями, решает экстремизм это или нет, это, я считаю, маразм не имеющий ничего общего с законом. Пропишите методики и пользуйтесь ими. Тем более, что экспертизу проводят в ФГУП – федеральном государственном унитарном предприятии. Оно работает на основании закона о государственной экспертизе, который предписывает работать по утвержденным методикам. В определении экстремизма их нет. Поступает статья эксперту, эксперт сидит и думает – вот это, пожалуй, экстремизм, а вот это вот — не экстремизм. И его решение зависит от его настроения, возможно, от каких-то других внешних факторов.

-А кто вам делал экспертизу?

-Сафонова и Маланцева (эксперты, также проводившие анализ по делу лидера НДП Константина Крылова – прим.). Насколько я знаю, это известные эксперты, в интернете очень много “лестных” отзывов и, заодно, плодов их творчества. Ну, например, эксперты пишут, (я конкретно по своему делу), что «все выражения оставлены на русском языке». И сразу же после этого приводят несколько выражений на иностранных языках. Взаимоисключающие параграфы никого не смущают. Отсутствие у этих экспертов языкового образования тоже. Еще много было всяких перлов, но я уже дословно не помню, больше трех лет уже прошло с момента ознакомления с их творчеством.

 

Интервью взяла Иванова Настасья

Опубликовал автор Melissa