13 августа 2014 года украинские боевики вошли в Новосветловку. Две недели они занимали это небольшое село под Луганском. Об этом много писали – повторяться не хочу.

Но недавно мне довелось пообщаться с новыми знакомыми из этой многострадальной деревни. Они, собственно, стали участниками одного акта времен оккупации, который пахнет то ли безумием, то ли бессмысленной жестокостью. Я про него слышала, но все никак не могла разобраться.

Инцидент следующий. «Айдаровцы» прошлись по деревне и угрозами согнали около пятидесяти человек в церковь. Продержали их там без еды и питья весь день. Потом отпустили по домам.
Зачем? Каков был смысл этого акта?

Ну вот я выясняла.

Чтобы не было недомолвок – привожу прямые цитаты людей, которые стали непосредственными участниками событий.
Все местные, все из Новосветловки. Всех тогда, утром 18 августа пригнали в церковь и держали там взаперти под охраной вооруженных людей.

̲Ф̲е̲д̲о̲р̲:

Вошли трое или четверо. Двое сразу в дом. Мы сидим в саду, едим, у нас там столик стоит. Спрашивают: «Шо вы тут робыте?». Отвечаю: «Позавтракать собрались». Говорят: «На колени». Ну есть – стали на колени. Паспорта наши проверили. Говорят: идите в церковь. Мол, какая-то там регистрация должна проходить. Сделаете и назад вернетесь. Ворота, говорят, оставляйте открытыми, и двери в дом тоже. И вот мы в шортах, с одними паспортами приходим в эту церковь. Это где-то полдесятого утра было. Загнали нас, рассадили. Ну понятно, что никто никого не поил, не кормил, тут ничего не было, даже воды не было попить.

Согнали всю нашу улицу. Сорок девять человек. До вечера сидим. Женщины начинают проситься коров подоить. Не пускают. Аргументируют тем, что будет обстрел, и как раз улица наша вот за этим окном, Краснозвездная, попадает под огонь.

Положили здесь спать. На полу. Тупо на полу: ни укрыться, ни под голову подложить. Вместо подушки у нас была га зовая труба. Где-то в начале одиннадцатого начался обстрел. Обстрел был жесточайший. Нас спасли столы: мы под ними попрятались. Рухнула лепнина с потолка, все окна повылетали. Шесть сантиметров у меня шов на колене.

В целом, наверное, двенадцать часов мы здесь провели.

̲К̲о̲г̲д̲а̲ ̲с̲о̲г̲н̲а̲л̲и̲ ̲с̲ю̲д̲а̲,̲ ̲в̲ ̲ц̲е̲р̲к̲о̲в̲ь̲,̲ ̲т̲о̲ ̲п̲р̲и̲ ̲э̲т̲о̲м̲ ̲з̲а̲с̲т̲а̲в̲и̲л̲и̲ ̲о̲с̲т̲а̲в̲и̲т̲ь̲ ̲о̲т̲к̲р̲ы̲т̲ы̲м̲и̲ ̲д̲в̲е̲р̲и̲ ̲в̲ ̲д̲о̲м̲.̲ ̲И̲ ̲о̲н̲и̲ ̲п̲о̲ш̲л̲и̲ ̲м̲а̲р̲о̲д̲е̲р̲и̲т̲ь̲.̲ ̲
И̲з̲ ̲д̲о̲м̲а̲ ̲м̲о̲е̲г̲о̲ ̲б̲р̲а̲т̲а̲ ̲в̲ы̲н̲е̲с̲л̲и̲ ̲д̲а̲ж̲е̲ ̲п̲о̲с̲т̲е̲л̲ь̲н̲о̲е̲ ̲б̲е̲л̲ь̲е̲.̲ ̲М̲а̲ш̲и̲н̲у̲ ̲у̲ ̲м̲е̲н̲я̲ ̲у̲г̲н̲а̲л̲и̲.̲ ̲Т̲е̲л̲е̲ф̲о̲н̲ы̲ ̲о̲т̲о̲б̲р̲а̲л̲и̲.̲ ̲П̲о̲в̲ы̲н̲о̲с̲и̲л̲и̲ ̲и̲з̲ ̲д̲о̲м̲о̲в̲ ̲д̲а̲ж̲е̲ ̲о̲б̲у̲в̲ь̲.̲ ̲

Ну я не знаю, может, людям нужнее было.

К̲о̲в̲т̲у̲н̲ ̲Е̲в̲г̲е̲н̲и̲я̲ ̲И̲в̲а̲н̲о̲в̲н̲а̲:̲

Я жительница Новосветловки. Во время оккупации украинскими войсками я находилась на этой территории.

Когда зашли – стреляли. Стреляли куда ни попадя, то ли пьяные, то ли обкуренные. На следующий день мы вышли из подвала. Разводим костерки, чтобы приготовить чай. Электричества и газа у нас не было. И тут ко мне во двор падает две мины. Это было около девяти часов утра. Ранило тогда мою дочь. Черепно-мозговая травма. И зятя, но зятя легко. И такой сумасшедший начался обстрел в тот день – уму непостижимо.

Куда бежать, что делать – непонятно. Всю ночь я проплакала над дочкой в подвале. Чем могла, тем помогла. Потом утром пришла в их комендатуру. Это был следующий день, 17 августа. Так и так, говорю, у меня раненая дочь, мне надо ее вывезли. Пригласили какого-то лейтенанта. Он говорит – никто никого никуда вывозить не будет. У нас, мол, есть свой фельдшер и обращайтесь к нему. Я говорю: что мне фельдшер, если у дочери дырка в голове? Прогнали меня.

Я через два часа назад вернулась. Прошу, умоляю. Нет. После двух часов я тоже прихожу, взяв в руки белый флаг – иначе они стрелять начинали. Слышу, как паренек пошел за старшим, и говорит: «Опять пришла эта бабуля, просит вывезти дочку». А старший на чистом русском языке отвечает: «Слушай, да возьми ты ее и пристрели, пусть она тут не лазит». И это все буквально в пяти метрах от меня.

18 августа заходят в девять часов четыре автоматчика во двор. Ни о чем не говоря, двое пошли в дом проверять, двое осталось. Говорят: «Идите в церковь». Я говорю: «А что мы там забыли, в вашей церкви?». Говорят: «Сейчас будут со стороны Лобачево палить Градами, и чтобы сохранить ваши жизни, мы хотим вас в церкви собрать». Я, конечно, понимаю, что это церковь, но так-то это такое же здание, как и остальные. Мы привыкли обстрелы в подвалах пережидать.

Я̲ ̲г̲о̲в̲о̲р̲ю̲:̲ ̲«̲У̲ ̲м̲е̲н̲я̲ ̲р̲а̲н̲е̲н̲а̲я̲ ̲д̲о̲ч̲ь̲ ̲в̲ ̲п̲о̲д̲в̲а̲л̲е̲ ̲л̲е̲ж̲и̲т̲,̲ ̲я̲ ̲н̲е̲ ̲м̲о̲г̲у̲»̲.̲ ̲
О̲н̲ ̲о̲т̲в̲е̲ч̲а̲е̲т̲:̲ ̲«̲С̲л̲у̲ш̲а̲й̲,̲ ̲б̲а̲б̲у̲л̲ь̲,̲ ̲я̲ ̲т̲е̲б̲я̲ ̲у̲г̲о̲в̲а̲р̲и̲в̲а̲т̲ь̲ ̲д̲о̲л̲г̲о̲ ̲н̲е̲ ̲б̲у̲д̲у̲,̲ ̲м̲н̲е̲ ̲л̲е̲г̲ч̲е̲ ̲б̲р̲о̲с̲и̲т̲ь̲ ̲г̲р̲а̲н̲а̲т̲у̲ ̲в̲ т̲в̲о̲й̲ ̲п̲о̲д̲в̲а̲л̲»̲.̲ ̲ ̲

Ну что, против гранаты я не попру. Говорю зятю: вытягивай Татьяну из подвала. Вдвоем мы притащили ее сюда, под церковь.

Там уже люди были, возле церкви. Человек с автоматом на лавочке сидел. Он говорит: все, мол, садитесь под стенку церкви, с этой стороны. А зачем мы сюда, получается, пришли? Вы же хотите нас сохранить якобы, так зачем вы нас сажаете под стенку? Чтобы мы все осколки на себя собрали? Ну, говорит, не хотите под стенкой сидеть – ломайте замок, заходите в церковь, там сидите. Мы зашли.

Потом явился военный. Как у нас говорят, грузинской национальности. Говорит: православные есть? На колени становитесь и молитесь. Стоит с автоматом и заставляет нас молиться.

Ну, мы встали на колени, и я тоже встала. Молюсь и думаю: это последняя, наверное, минута жизни моя и моего ребенка.

Потом пришел молодой человек. Сказал, что он представитель батальона «Айдар». Говорит: там возле Лобачево, где ополченцы стояли, есть ложбинка, если вы скажете, что там прячутся танки, вас всех помилуют. Да откуда я знаю? Я что, была в том лесу или в той ложбинке? Никто ничего не сказал.

Дальше. Уже часиков десять. Заходит человек, берет шандал на восемь свечей, вставляет в него свечи, зажигает. Ставит возле среднего окна. Мы же знаем, что ночью ни свечей нельзя, ни электричества, ни подсветки от мобильных телефонов. А он у окна шандал ставит (показывает на окно в южной стене). И нам говорит под стенку ложиться. А сам на стуле у дверей садится, с автоматом.

Потом раздается три выстрела. Он выходит за дверь, и через секунду-две начинается ураганный огонь. Церковь выстояла, наверное, действительно только благодаря Богу. Ее трясло со всех сторон. Это такой ужас – я даже рассказать не могу. Потом в купол попало. Темно, ничего не видно, дышать нечем, потому что облетела вся штукатурка. Мы ломимся в двери наощупь, а они закрыты. Потом в другие двери. Нас не выпускают. Рвутся снаряды.

И̲ ̲в̲ы̲ ̲ж̲е̲ ̲п̲о̲н̲и̲м̲а̲е̲т̲е̲,̲ ̲с̲л̲ы̲ш̲н̲о̲,̲ ̲с̲ ̲к̲а̲к̲о̲й̲ ̲с̲т̲о̲р̲о̲н̲ы̲ ̲п̲о̲ ̲ц̲е̲р̲к̲в̲и̲ ̲б̲ь̲е̲т̲.̲ ̲П̲о̲д̲ ̲о̲б̲с̲т̲р̲е̲л̲о̲м̲ ̲б̲ы̲л̲а̲ ̲ю̲ж̲н̲а̲я̲ ̲с̲т̲е̲н̲а̲ ̲(̲п̲о̲к̲а̲з̲ы̲в̲а̲е̲т̲)̲.̲ ̲
Т̲а̲к̲ ̲в̲о̲т̲ ̲Л̲о̲б̲а̲ч̲е̲в̲о̲ ̲у̲ ̲н̲а̲с̲ ̲н̲а̲ ̲с̲е̲в̲е̲р̲е̲,̲ ̲а̲ ̲н̲а̲ ̲ю̲г̲е̲ ̲К̲о̲м̲и̲с̲с̲а̲р̲о̲в̲к̲а̲,̲ ̲г̲д̲е̲ ̲с̲т̲о̲я̲т̲ ̲В̲С̲У̲.̲ ̲
С̲т̲р̲е̲л̲я̲л̲и̲ ̲с̲ ̲К̲о̲м̲и̲с̲с̲а̲р̲о̲в̲к̲и̲ ̲п̲о̲ ̲н̲а̲м̲.̲ ̲И̲ ̲д̲ы̲р̲к̲а̲ ̲в̲ ̲к̲у̲п̲о̲л̲е̲ ̲б̲ы̲л̲а̲ ̲с̲ ̲ю̲ж̲н̲о̲й̲ ̲с̲т̲о̲р̲о̲н̲ы̲.̲

Потом чуть-чуть стихло. Я подхожу к автоматчику и говорю: «Либо сразу стреляйте, либо я пойду домой – оставьте в покое меня, я заберу свою дочь и уйду». А он отвечает: «Мать, не нервничай. Сорок минут не будет обстрела, если за сорок минут вы успеете добежать до своего дома, то идите». Ну вот откуда у него такие данные, что сорок минут не будет? Вы не знаете?

И мы бежим огородами, а над нами снова стреляют Грады. Я вам даже рассказать не могу, как страшно. Вы не знаете, за что мне это? У меня пятьдесят лет трудового стажа. За что меня Украина так благодарит?

А̲л̲е̲к̲с̲е̲й̲:̲

18 августа примерно в 11 часов дня приходит три человека в армейской форме без опознавательных знаков с надписями «Айдар». И в категорической форме приказывают взять паспорта и идти в церковь на регистрацию. Я спросил, можно ли идти одному, без супруги, ответили, что нет. В одиннадцать тридцать мы с супругой пришли сюда. Здесь было человек около сорока. С паспортами мы явились, все как положено, но дальше никто ничего не проверял. Мы сидели и ждали.

К̲о̲г̲д̲а̲ ̲н̲а̲с̲,̲ ̲с̲к̲а̲ж̲е̲м̲ ̲т̲а̲к̲,̲ ̲к̲а̲т̲е̲г̲о̲р̲и̲ч̲е̲с̲к̲и̲ ̲с̲ю̲д̲а̲ ̲п̲р̲и̲г̲л̲а̲с̲и̲л̲и̲,̲ ̲т̲о̲ ̲с̲к̲а̲з̲а̲л̲и̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲д̲в̲е̲р̲и̲ ̲в̲ ̲д̲о̲м̲а̲х̲ ̲д̲о̲л̲ж̲н̲ы̲ ̲б̲ы̲т̲ь̲ ̲о̲с̲т̲а̲в̲л̲е̲н̲ы̲ ̲о̲т̲к̲р̲ы̲т̲ы̲м̲и̲.̲ ̲

Начало темнеть. Это было уже около половины десятого вечера. Нам сказали, чтобы мы сидели здесь, потому что начнется артобстрел, а церковь – это типа самое безопасное место. Ну, безопасное – так безопасное. Там оно где-то вдалеке что-то взрывалось, бухало, но у нас спокойно было. А потом где-то в районе двадцати трех часов в нас как прилетело. С вот той стороны (показывает на южную стену). Я так понял, что это все-таки был Град. Потому что по нам 8 или 12 взрывов посыпалось, стекла полетели внутрь, что-то попало в купол, и купол обрушился. Все это происходило в полной темноте.

С̲т̲р̲е̲л̲я̲л̲и̲ ̲о̲т̲т̲у̲д̲а̲ ̲(̲п̲о̲к̲а̲з̲ы̲в̲а̲е̲т̲ ̲н̲а̲ ̲ю̲г̲)̲.̲ ̲Т̲а̲м̲ ̲а̲э̲р̲о̲п̲о̲р̲т̲ ̲и̲ ̲К̲о̲м̲и̲с̲с̲а̲р̲о̲в̲к̲а̲,̲ ̲к̲о̲т̲о̲р̲ы̲е̲ ̲п̲о̲д̲ ̲В̲С̲У̲.̲

Когда купол рухнул, естественно, началась паника. Возле меня сидела женщина с ребенком, я им помог выбраться на улицу. Человека с автоматом, который нас охранял, уже не было, но пришел другой и велел нам расходиться по домам.

Я помог детей развести по домам.

А̲ ̲к̲о̲г̲д̲а̲ ̲п̲р̲и̲ш̲е̲л̲ ̲в̲ ̲к̲в̲а̲р̲т̲и̲р̲у̲,̲ ̲т̲а̲м̲ ̲б̲ы̲л̲о̲ ̲в̲с̲е̲ ̲в̲в̲е̲р̲х̲ ̲д̲н̲о̲м̲ ̲п̲е̲р̲е̲в̲е̲р̲н̲у̲т̲о̲.̲ ̲Я̲ ̲т̲а̲к̲ ̲п̲о̲н̲и̲м̲а̲ю̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲и̲с̲к̲а̲л̲и̲ ̲д̲р̲а̲г̲о̲ц̲е̲н̲н̲о̲с̲т̲и̲.̲ ̲
Н̲у̲,̲ ̲к̲о̲е̲-̲ч̲т̲о̲ ̲н̲а̲ш̲л̲и̲.̲ ̲А̲ ̲т̲а̲к̲ ̲т̲о̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲м̲о̲ж̲н̲о̲ ̲б̲ы̲л̲о̲ ̲п̲о̲ м̲е̲л̲о̲ч̲и̲ ̲в̲ы̲н̲е̲с̲т̲и̲ ̲–̲ ̲в̲и̲д̲е̲о̲к̲а̲м̲е̲р̲а̲ ̲т̲а̲м̲,̲ ̲ч̲а̲с̲ы̲ ̲–̲ ̲в̲с̲е̲-̲в̲с̲е̲ ̲в̲ы̲н̲е̲с̲л̲и̲.̲ ̲
А̲ ̲к̲о̲г̲д̲а̲ ̲п̲о̲ш̲л̲и̲ ̲в̲ ̲г̲а̲р̲а̲ж̲,̲ ̲о̲к̲а̲з̲а̲л̲о̲с̲ь̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲м̲а̲ш̲и̲н̲ы̲ ̲н̲е̲т̲.̲ ̲ ̲
Пришел я к коменданту, написал заявление, сказали, что будут искать – ну и не нашли, естественно.

_______________
Я не хочу делать из этого выводов. Мне кажется, здесь достаточно информации, чтобы выводы каждый сделал сам.
Наверное, надо что-то такое. Риторическое и патетическое.

Но я только скажу, что волонтеров, которые собирают на аптечки и теплые носочки «айдаровцам» я считаю не меньшими преступниками, чем самих добробатовцев. Потому что вот это — они поощряют.

Анна Долгарева, журналист, Луганск

Источник

Опубликовал автор Melissa